— Вот уже приврал. Пора бы знать.

— Стыдно сказать, что мало. Неужели мы хуже кормим?

— У нас порода другая.

— Может, наша Марта больная?

— Еще не хватало, глупости болтаешь.

— А не глупость плохую породу держать?

— Вот выучишься в институте, станешь выращивать хорошие породы, подскажешь, какую нам взять.

— Конечно, подскажу. У нас в колхозе будут самые лучшие коровы.

Что это Андрюша о Марте беспокоится? У нее коровник как человеческий дом, не то, что у нас.

— Эй, ветеринар, садись-ка лучше за уроки! — крикнула мать.

— Будто сам не знаю, — проворчал Андрюшка и пошел в дом.

Теперь жди его. И что за штука такая — эти уроки? Почему их каждый день надо выполнять? Андрюшке не хочется, я знаю, а мать заставляет. Боится что ли он этих уроков?

4

Рано-рано утром пришел председатель колхоза. Значит, что-то важное. Я вслед за ним юркнула и спряталась под стол. Нравится мне сидеть с людьми да слушать их разговоры.

— Катерина, — сказал председатель. — Просто беда. Выручай, привезли инкубаторских цыплят и утят, а птичник, сама знаешь, еще не достроен. Все берут птицу домой. Мы тоже сотню взяли, хотя и своих полно будет.

— Я уже посадила трех гусынь. — Мать обернулась к Любушке. — Надо помочь. Мне ведь некогда, вся надежда на тебя, возьмем?

— Мама, тогда я сегодня в школу не пойду, за ними все время смотреть надо, — сказала Любушка.

— Как это не пойдешь? Ишь, умная. До обеда поглядишь, а потом Андрюша придет.

— Ой, какая ты, мама, не знаешь Андрюшку, да? Закатится со своим Виталькой куда-нибудь, и Дамка не сможет найти.

— Найдем, — подала я голос.

Тут уж хозяйка напустилась на меня:

— Ишь, тихоня, притаилась! И когда успела? А ну, пошла! Не стыдно в такую теплынь в комнату забиваться! — И открыла дверь.

Я выскочила, поджав хвост. Разве докажешь тете Кате, что я на от холода прячусь в комнате, а интересно мне, о чем люди говорят.

А на улице весна. Утро сегодня такое теплое, яркое — сидеть бы на крылечке, вытянув морду к солнцу, да жмуриться.

Мать взяла корзину для цыплят, а Любушке велела прибрать двор.

Любушка быстро-быстро подмела, налила в старую сковороду воды, накрошила хлеба, насыпала пшена. И мы с нею стали ждать, когда хозяйка принесет цыплят.

— Ой, какая мама! Уходит всегда, и нет ее и нет. Она думает, я не беспокоюсь. А вдруг цыплят всех разобрали, и ни одного нам не осталось? Давай не будем молчать… Про Диму будем говорить. Скоро он из училища приедет. Помнишь Диму?

Я завиляла хвостом:

— Он мне будку делал. На рыбалку вместе ходили.

Ну, конечно, полное непонимание.

— Ничего, как увидишь, — узнаешь.

— Да помню я его!

Опять не понимает.

— А он о тебе в письмах спрашивает, — и она стала повторять: — Дима, Дима!

— Да, я помню, помню!

— Может, и помнишь, — Любушка все еще сомневалась.

До чего же плохо, когда тебя не понимают!

И вдруг показалась тетя Катя. Она шла тихонько и все заглядывала в корзину. Любушка бросилась навстречу, а я весело залаяла.

— Мама, дай посмотрю.

— Успеешь. — Мать поставила корзину на землю. — Вытаскивай осторожно, по одному… Только не дави.

Я хотела заглянуть в корзину, но хозяйка строго сказала: — Смотри у меня, Дамка.

Неужели она думает, что я съем цыпленка?

— Дамка не тронет, — заступилась за меня Любушка. — А вот за Бобиком надо будет присматривать.

Я сама не доверяю ему.

Любушка брала на руки крошечные пушистые комочки и тихонько опускала на землю. Они становились на ножки, щурились от солнца, покачиваясь. Падали и тут же вскакивали. Которые здесь утята, которые цыплята? Все одинаковые — желтые. Но, когда я присмотрелась, заметила разницу. Носы утят будто расплющенные, а лапки с перепонками. У цыплят носики маленькие, и нет никаких перепонок.

— Зерном и хлебом их кормить нельзя, — сказала мать. — Они любят творожок и вареные яйца.

— Не играй, Дамка! — отогнала меня Любушка, когда я хотела лизнуть цыпленка. — Подожди, подрастут, а то задавишь.

Я уныло взглянула на нее. Совсем я глупая, что ли? Хочу поиграть, чтобы им весело было.

Любушка боялась, что цыплята начнут разбегаться, они все жались друг к другу. Любушка то и дело бегала в дом глядеть на часы.

— Ой, большая стрелка бежит так быстро, почему долго Андрюши нет, ведь я опоздаю из-за него в школу? Ну что мне делать, Дамка?

— Иди, не бойся, покараулю, — сказала я. — Они же, видишь, никуда не убегают. Такие смирные, не то что большие курицы… Иди в свою школу, я посмотрю за ними.

Любушка взяла портфель и встала за калиткой. Ждет-пождет, а Андрюши все нет.

— Ну куда запропастился? — в отчаянии сказала она и вдруг радостно крикнула. — Скорей, Андрюша, цыплят стереги!

Андрюша не очень-то обрадовался цыплятам.

— Ну да — буду я сидеть! Мне в фотокружок идти!

Любушка хотела заплакать.

— Иди, девочка, я посмотрю. Честное слово, буду возле них все время, — хотелось мне сказать.

— Не хнычь, побуду дома, — словно в поддержку, мне сказал недовольно Андрюша.

— Дай честное пионерское.

Андрюшка помолчал, не зная как быть.

— Не имею права, — вдруг обрадовался он. — Пионерское слово дают только пионеру.

— Обманываешь! Я знаю — всем дают, кто просит.

Любушка, а может, не всем? Может, не обманывает? Ладно, иди, покараулим с Андрюшей.

Любушка пошла, все время оглядываясь. Иди, иди, не волнуйся, приглядим.

Но не тут-то было! Только она ушла, Андрюшка стал загонять цыплят в сарай. Они пищали, падали, не хотели идти. Тогда он брал их на руки и заносил в сарай. Закрыл дверь и с фотоаппаратом выбежал на улицу. Я привыкла одна оставаться, но сейчас мне стало не по себе — цыплята кричали, и мне их было жалко, ведь они без матери. Им темно в кладовке и страшно. Я заскулила, чтобы успокоить их, и попыталась открыть дверь — скребла, скребла. Если бы дотянуться до скобы… И вдруг… Смотрю — из дырочки, вырезанной внизу двери, выкатился желтый комочек, потом другой… Ура! Андрюшка забыл дырку заложить, ее сделали специально для кошки, чтоб заходила мышей половить. Однажды из этой же дырки еж убежал…

Цыплята доверчиво подбегали ко мне. Да, я же хозяйка! Люди не зря говорят: «Без кошки не дом, без собаки не двор». Идите, идите ко мне, не бойтесь. Я не люблю, когда меня боятся. Я ваша хозяйка, буду беречь вас.

Большое семейство цыплят и утят бегает по двору. Кормит их Люба творогом да вареными яйцами. Я не стерплю, сунусь к творогу, но Любушка так грозно крикнет, что у меня вся охота пропадает.

После еды малыши попивают в корытцах и блюдечках водичку. Утята уже плавать хотят, лезут в корытце, горделиво задирая свои тупые носы. А цыплята удивленно смотрят и толкают их носиками, утонете, мол. А когда я лягу, бегут ко мне, начинают клевать в нос, уши — терплю, терплю, а потом убегаю со двора и смотрю на них через ограду.

А врагов сколько у птенцов, только и гляди по сторонам да в небо. Смотришь, ястреб над двором, и все ниже и ниже. Любушка грозит хворостинкой ему, кричит, чтобы поскорей улетал. А я не догадывалась лаять на ястреба — все на творог посматривала. Ведь знаю, что не для меня приготовили, а ноги так и несут к блюдцам. Ястреб-то не слушает Любушку, ниже опускается, ну тут уж и я рявкну. Полетает, полетает, видит — охрана надежная, и — в другое место, где не так хорошо смотрят за птенцами.

А тут еще наш брат, собаки, замучили Любушку, только и смотри за ними. Есть хорошие, понимают, что птенцов трогать нельзя. Но есть вредные: так и норовят съесть. Особенно, когда я убегаю с мальчишками на речку. Одного утенка Любушка прямо из Бобкиной пасти выхватила. Замахнулась хворостиной: